Главная Мой сайт Регистрация

Вход

Приветствую Вас Гость | RSSЧетверг, 19.09.2024, 14:24
Меню сайта

Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 1

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Главная » 2014 » Апрель » 2 » Моя учеба чтение что нравится. Беглого чтения
00:57

Моя учеба чтение что нравится. Беглого чтения





моя учеба чтение что нравится

Беглое чтение

Как нарабатывать навыки беглого чтения, если ребенок «умеет» читать, но не хочет

Книги для детей
с крупным шрифтом
и короткими предложениями

в интернет-магазине RAZVIVALKI.RU

Вместо эпиграфа:

В школе у Дроначарьи учился среди других и юный царский наследник Юдхиштхира. Прошел год учебы, и Дроначарья решил проверить знания своих подопечных. Все ученики радовали его своими ответами:

— Мы уже давно знаем все буквы и заканчиваем третью часть «Книги для чтения», — говорили они.

Но вот очередь дошла до Юдхиштхиры.

— А ты что знаешь? — спросил его Дроначарья.

— Я выучил буквы, и первое предложение в «Книге для чтения» я тоже знаю, — сказал Юдхиштхира.

— Как! Прошел целый год, а ты знаешь только первое предложение!

Рассерженный Дроначарья схватил розгу и принялся стегать нерадивого ученика. Он бил его долго и нещадно, но вдруг, бросив взгляд на лицо Юдхиштхиры, увидел на нем радостную, счастливую улыбку. Дроначарье стало не по себе.

— Ты что улыбаешься? — спросил он.

Вместо ответа Юдхиштхира протянул ему «Книгу для чтения», открытую на первой странице. Первое предложение гласило: «Держись достойно, будь терпеливым и стойким, никогда не унывай и не обижайся».

Понял тогда Дроначарья, что совершил ошибку, и объявил Юдхиштхиру лучшим своим учеником.

Вольный пересказ из «Махабхараты»

Когда я читал вслух своим детям индийские мифы, то обратил внимание на то, что по-разному «умею» читать разные слова. На большинство слов мне достаточно лишь мельком взглянуть — и язык воспроизводит их как бы сам собой. Но когда очередь доходит до заковыристых индийских имен: Юдхиштхира, Дурьйодхана, Дхритараштра — тут мне приходится туго. Я вынужден озвучивать их медленно и мучительно — с запинками, по складам, точно первоклашка.

Я хорошо понимаю маленьких детей, чьи мамы говорят:

— Он уже давно умеет читать, но почему-то всё никак не хочет.

Мне бы тоже не хотелось читать, если бы каждое слово на странице было подобно Дхритараштре. Впрочем, здесь можно обойтись и без сослагательного наклонения: я до сих пор помню «мои первые книжки» — ох, какая же это была мука!

Само по себе чтение по складам может найти лишь весьма ограниченное применение. Ну, прочитает ребенок вывеску над входом в магазин или надпись на консервной банке; ну, умилит бабушек-дедушек — вот, по большому счету, и всё. Если его навыки чтения будут и впредь оставаться на том же уровне, то через десяток-другой лет он попадет в разряд взрослых, для которых имеется специальный термин — «функционально неграмотные». Чтение по складам представляет собой ценность прежде всего как важная подготовительная ступенька. Предстоит проделать еще гигантский труд, прежде чем с полным правом можно будет утверждать, что человек действительно умеет читать.

Однако в этот критический момент мощный поток методических наставлений от специалистов-педагогов вдруг иссякает. Агитаторы за «раннее развитие» предпочитают вообще не затрагивать эту тему. Почитаешь приводимые ими примеры — и создается впечатление, что если сегодня ребенок выкладывает слова «кубиками Зайцева», то назавтра он уже запоем будет читать толстые энциклопедии. (Не буду спорить: вероятно, с некоторыми детьми так и случается. Именно эти редкие случаи и ложатся в основу агитационных текстов. Но нельзя же всерьез делать ставку на то, что с и моим ребенком произойдет подобное же чудо.)

Школьные учителя признают, по крайней мере, существование проблемы. Они «решают» ее с помощью списка скучнейшей литературы для внеклассного чтения и ранжирования детей по количеству слов, читаемых за одну минуту. Ясно, что это всё — меры, весьма сомнительные по своей эффективности.

Отсутствие у профессионалов интереса к данному вопросу совершенно естественно. Наработка навыков беглого чтения — это занятие, которым лучше заниматься самостоятельно. Но профессиональный учитель никогда не будет развивать у детей способности к самообразованию! Ученик, который может всему научиться сам, — это для педагога такой же невозможный кошмар, как и для врача — пациент, который всегда здоров.

В итоге, дело фактически пущено на самотек. Кто-то из детей увлечется, может быть, в подростковом возрасте приключенческо-фантастической литературой и научится наконец читать, а кто-то так и останется функционально неграмотным. Если же родители не собираются полагаться на авось, а хотят получить гарантированный результат, им следует решительно взять инициативу в свои руки.

Итак, мы имеем: во-первых, самоустранившихся педагогов, а во-вторых, ребенка, который «умеет» читать, но не хочет. Что с этим делать дальше? На мой взгляд, выход состоит в том, «чтоб там речей не тратить по-пустому, где нужно власть употребить». Я имею в виду ту самую родительскую власть, против которой столь рьяно выступают иные психологи. Говоря проще: если ребенок не хочет, то его можно заставить.

Это решение, которое было бы естественным и банальным несколько десятков лет назад, идет вразрез с современным течением психологической и педагогической мысли. Нынче считается, что учить ребенка следует ненавязчиво, в игровой, увлекательной форме — так, чтоб он и сам не догадался, что его чему-то учат. И самое главное — боже упаси — никакого насилия! Иначе у ребенка будет подавлено творческое начало и отбита всякая охота к дальнейшему развитию.

Такая точка зрения заслуживает подробнейшего рассмотрения, которому я посвящу когда-нибудь особую главу. Пока же я ограничусь замечанием, что сакраментальный смысл этой теории состоит в том, чтобы породить у родителей неверие в собственные педагогические способности и набить цену «специально обученным» преподавателям, которые наперебой предлагают свои услуги в соответствующем секторе рынка.

Когда я говорю, что ребенка можно заставить, то не имею в виду, что это надо делать по-дурацки. Я лишь хочу сказать, что ежедневные упражнения в чтении должны стать для него столь же неотвратимыми и естественными, как и необходимость останавливаться на красный свет при переходе улицы. Следует поставить дело так, чтобы никакие препирания по этому поводу были не уместны.

Разумеется, предлагаемый рецепт не является универсальным. Ранее, когда ребенок учился читать по складам, он выполнял творческую работу. Нужно было, чтобы он понял принцип слитного чтения. Заставить его сделать это было невозможно. Теперь же, напротив, речь идет, по сути, о чисто механической наработке автоматических реакций.

Ребенок находится в мучительно-двойственном положении. Вроде бы он и обучен читать, но, с другой стороны, он остро осознает всю свою неумелость. Страница книги, сплошь заполненная текстом, вызывает в нем панику. Он испытывает отрицательные эмоции. Он думает: «Не смогу! Не справлюсь!», — а вслух заявляет: «Не хочу!» Это, на самом деле, весьма универсальная жизненная ситуация: что-то подобное будет еще повторяться неоднократно. Поэтому не столь важно научить ребенка читать, сколько продемонстрировать ему, что через эти отрицательные эмоции можно перешагнуть. Взрослый волевой человек делает это посредством внутреннего принуждения. Если же речь идет о малыше-дошкольнике, то принуждение — это функция родителей.

Понятно, что принуждать ребенка можно с разной степенью умелости и изящества. Своего старшего сына, Дениса, я обучал беглому чтения в ту незабвенную пору, когда я был безработным и в мои обязанности входило ведение домашнего хозяйства. Я приводил его из детского сада и принимался готовить ужин. Но прежде всего я переносил настольную лампу на обеденный стол, клал специальные подставочки на табуретку и на пол и говорил Денису:

— А теперь неси-ка книжку, которую ты будешь мне читать!

Нельзя сказать, что лицо Дениса озарялось энтузиазмом, но всё же книжку он приносил. Я указывал ему отрывок текста для чтения: «от сих до сих». (Это, вообще, моя излюбленная манера: задавать не время, которое надо потратить, а объем работы, который должен быть выполнен.) Как только Денис справлялся с заданием, он мог отправляться к игрушкам.

Не всегда всё проходило гладко. Пару раз Денис устраивал бунты, заявлял, что не хочет читать, и требовал объяснений, зачем это надо. Объяснения он получал такие:

— Считай, что пора беззаботного детства у тебя кончилась. Ты растешь, а я старею. Когда-нибудь мы с мамой будем совсем старенькими и немощными. Мы не сможем больше зарабатывать деньги. В наше смутное время рассчитывать на приличную пенсию не приходится. Поэтому вся надежда на детей. Пока дети маленькие, их кормят и одевают родители. А когда дети вырастут, всё будет наоборот: они будут кормить и одевать родителей. Я хочу, чтобы у нас с мамой была спокойная, сытая старость. Я хочу, чтобы ты зарабатывал много денег, так чтобы тебе не жалко было немножко поделиться и с нами. А для этого надо, чтобы ты многое умел делать, например, хорошо читать.

Пока Денис переваривал полученную информацию, я брал его под мышки и усаживал на табурет перед раскрытой книгой.

Иногда он пытался прибегать и к разного рода уловкам. Например, умышленно тянул время при выборе книжки. Тогда я подходил к нему и говорил:

— Я вижу, что ты всё никак не можешь решиться, какую книжку ты сейчас больше всего хочешь почитать. Придется за тебя это сделать мне.

И всё же в ту пору я был еще очень неопытен. У меня была, например, дурная привычка настаивать, чтобы Денис каждое слово прочитывал как следует. Если он делал ошибку, я требовал, чтобы он ее исправил. Я, конечно, очень быстро заметил, что своим вмешательством я только разрушаю ритм чтения. В результате, ребенок теряет настрой и, вместо одной ошибки, делает десять. При этом смысл читаемого от него и вовсе ускользает. Чтение превращается в мучительную, долгую процедуру.

Теоретически, я понимал, что «в зачет» идет только количество слов, прочитанных правильно. Когда ребенок прочитывает сто слов, причем в десяти из них допускает ошибку, то в «копилке достижений» оказывается девяносто новых поступлений. Если же я «запрещаю» делать ошибки, то за то же время ребенок прочитывает всего лишь двадцать слов. Пусть даже они все попадут в «копилку» — осмысленность процесса значительно снижается.

Однако теория — это одно, а на практике… Когда я слышал очередное исковерканное слово в исполнении Дениса, какой-то черт тянул меня за язык, и я просто не мог удержаться от протестующего возгласа. Возможно, разумным компромиссом было бы просто сразу называть это слово правильно, но, с другой стороны, это было бы вопиющим нарушением принципа, согласно которому родителям не рекомендуется делать за ребенка то, что тот в состоянии сделать сам.

Среди других моих тогдашних прегрешений было также стремление объяснить Денису все незнакомые ему слова, даже если он меня об этом не просил. Времени на эти объяснения уходило уйма, а толку от них было мало.

Со вторым сыном, Матвеем, всё было совсем по-другому.

Тот год мы со всем семейством провели в Германии, где мне в очередной раз удалось найти временную работу. Вся наша коллекция детских книжек осталась в Москве. Несколько книг нам дали почитать тамошние знакомые, но то были толстые книги без картинок, перед которыми начинающие грамотеи обычно испытывают страх. Еще у меня была возможность распечатывать русские тексты из интернета — получались совсем малопривлекательные кипы листочков, которые, побывав в детских руках, рассыпались в беспорядке по всей комнате. В довершение к этому, львиную долю времени я проводил на работе, а моя жена была полностью загружена хлопотами вокруг младших детей.

Неблагоприятность обстановки пришлось компенсировать отеческой строгостью. Я заявил Матвею:

— Вот тебе книжка. Каждый день ты будешь читать отсюда три страницы. Это твоя дневная норма. Если ты эту норму не выполнишь, то на ужин сладкого не получишь. Не получишь и на следующий день — на завтрак и на обед. Понятно?

А надо сказать, что Матвей — большой сладкоежка. Остаться без десерта — для него огромная неприятность. Разумеется, в первый день, будучи предоставлен сам себе, он даже не притронулся к книжке.

— Может быть, ты всё-таки разрешишь ему съесть одну конфетку? — говорила мне за ужином жена. — Ну, всего только одну маленькую конфетку… Пожалуйста… Мне его так жалко! Он так горько плачет!

Однако ни слезы, ни уговоры на меня не подействовали. На следующий день Матвей свою норму выполнил.

Понятно, что всё так просто бывает только в кратком изложении. На самом деле, трудности на этом не кончились. Например, через некоторое время Матвею захотелось выяснить, что будет, если вместо трех страниц он прочтет только две. Пришлось нам пройти через жаркие семейные дебаты, можно ли ему вставать посреди ужина из-за обеденного стола, чтобы пойти дочитать свою норму. Настал однажды и момент, когда Матвей категорически заявил, что никаких норм он выполнять больше не будет, а без сладкого как-нибудь переживет. На несколько дней чтение было полностью заброшено, и тогда я провел с ним разъяснительную беседу.

В качестве вступления я воспроизвел свои программные тезисы об окончании беззаботного детства, которые когда-то излагал Денису, а далее продолжил так:

— Мне важно, чтобы ты научился хорошо читать, и, можешь не сомневаться, я своего добьюсь. Я твой папа, а значит, по сравнению с тобой я — большой и сильный, и у меня есть масса возможностей на тебя повлиять. Для начала я придумал игру в сладкое: кто не читает, тот сладкого не получает. Но это всего лишь игра — этакий трюк, чтобы побудить тебя трудиться. Если этот трюк не будет больше срабатывать, я придумаю что-нибудь покруче. Пойми, пожалуйста: выполнять свою норму тебе придется в любом случае. Но только я бы хотел, чтобы при этом мы с тобой как можно меньше ссорились и чтобы ты пролил как можно меньше слез. Во времена моего детства был очень популярен принцип: «Кто не работает — тот не ест». Так вот, если ты сегодня не прочитаешь своих трех страниц, то ужином тебя кормить никто не будет. Я не шучу! Я просто не могу допустить, чтобы мой сын вырос бездельником, который потом будет не в состоянии обеспечить своих престарелых родителей.

В тот вечер мы ужинали без Матвея. Когда он пришел вместе со всеми усаживаться за обеденный стол, я его спросил:

— Сколько страниц ты сегодня прочитал?

— Нисколько.

— Тогда здесь тебе делать нечего. Кто не работает — тот не ест.

— А можно, я пойду прочитаю эти три страницы сейчас?

— Можно.

— А когда я прочитаю, мне можно будет покушать?

— Можно. Только будь готов к тому, что мы все отсюда уже разойдемся, и ты будешь сам себя тут обслуживать.

С тех пор серьезных проблем с чтением больше не возникало.

Замечу одну существенную деталь. Я никогда не устраивал Матвею никаких проверок. У меня просто не было на это времени. Если он говорил, что выполнил свою норму, я просто верил ему на слово. Лишь изредка я бросал взгляд на книжку на его столе, и убеждался, что по сравнению с прошлым разом закладка переместилась ближе к концу. Времена, когда я требовал безошибочного прочтения каждого слова, давно миновали.

Слава богу, Матвей не пробовал меня обманывать. Но даже если бы это и произошло, я не стал бы обвинять его во лжи. Более того: я не подал бы виду, что сомневаюсь в его честности. Я просто попросил бы его пересказать что-нибудь из якобы прочитанного, а потом сказал бы так:

В моем репертуаре нет фраз типа:

— Неправда!

— Ты лжешь!

— А ты, случайно, меня не обманываешь?

Открыто выражать недоверие ребенку — значит наводить его на мысль, что обманывать родителей, оказывается, вполне допустимо.

Еще один любопытный методический вопрос: должен ли ребенок читать про себя или вслух? Я много раз слышал авторитетное мнение, будто читать нужно непременно про себя (и даже без внутреннего проговаривания). Это, дескать, значительно увеличивает темп чтения и улучшает понимание прочитанного. Пожалуй, это так. Тем не менее, я всегда настаиваю, чтобы мои дети, пока не достигли совершенной беглости, читали вслух. На мой взгляд, на данном этапе обучения скорость чтения и глубина понимания — не самое главное.

Окончательно я убедился в своей правоте сравнительно недавно, когда решил освежить свои собственные познания в английском языке. Я попробовал читать английские книги как про себя, так и вслух, и, что называется, почувствовал разницу. Когда читаешь про себя, то, безусловно, процесс идет быстрее, с лучшим пониманием, с бльшим интересом, с меньшей усталостью, но... Но при этом от английского языка в голове почти ничего не остается. Иное дело чтение вслух! Это качественно другое погружение в язык. Да, оно дается медленнее и труднее. И это потому, что приходится тратить больше усилий, которые приносят больше плодов. Через час чтения вслух английского текста, я чувствую себя уставшим, но иностранная речь так основательно пропитывает меня, что я непроизвольно начинаю думать по-английски.

Мне не надоедает повторять: легче и быстрее — не значит лучше. Пусть ребенок потрудится и почитает вслух! Пусть пропустит через себя свой родной язык! Когда он овладеет языком на более высоком уровне, чем у авторов читаемых текстов, — тогда, пожалуй, и придет время переходить на скорочтение.

Помимо всего прочего, чтение вслух обеспечивает прекрасную обратную связь. Слыша из соседней комнаты, как читает мой ребенок, я могу, не устраивая контрольных проверок, составить представление о том, насколько далеко он продвинулся в этом искусстве.

Кстати: что такое беглое чтение, к которому мы стремимся? По моим понятиям, это не просто быстрое чтение по складам или по слогам. Отличие здесь не в скорости, а в сути.

Если я читаю слово по слогам, — например, индийское имя Дхритараштра, — то в тот момент, когда я начинаю произносить первые звуки, я еще не знаю, чем это слово кончится. Если же я читаю бегло, то бросив на слово единственный взгляд, я моментально распознаю его всё целиком как старого хорошего знакомого. Я воспроизвожу его как единый неделимый поток звуков.

Известно, что в обыденной речи слова произносятся далеко не так, как они пишутся. Все звуки в слове как бы сглаживаются, как бы подстраиваются друг под друга, а многие из них и вовсе выпадают, проглатываются. Классический пример: мы пишем Александр Александрович, а говорим Сан Саныч. Такое происходит, практически, с каждым словом, хотя это часто не осознается. Когда мне сказали, что мы произносим не человек, а чек, то я поначалу не поверил. Однако я стал внимательно прислуживаться к окружающим и убедился, что, действительно, люди обычно говорят чек, чеэк, чеаэк, и лишь в очень редких случаях — человек.

Когда ребенок, читая вслух, будет произносить слова не так, как они пишутся, а так, как они говорятся, — это и будет означать, что он научился читать бегло.

07.05.05, отредактировано 06.06.2012

Книги для детей с крупным шрифтом
и короткими предложениями

можно приобрести в интернет-магазине



Источник: nekin.info
Просмотров: 391 | Добавил: comfor | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Форма входа

Поиск

Календарь
«  Апрель 2014  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123456
78910111213
14151617181920
21222324252627
282930

Архив записей

Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz

  • Copyright MyCorp © 2024Бесплатный хостинг uCoz